В конкурсной ленте «Кодекс чести» Заслуженный артист России Игорь Карташев выступил в качестве секьюрити, а в Ялте участники церемонии открытия телекинофорума увидят его в ином амплуа — певца. Дело в том, что популярный актер театра и кино – лауреат конкурса актерской песни имени Андрея Миронова. И композитор. Широкую популярность обрели его романсы. Некоторые из них прозвучат в Доме-музее А.Чехова в Ялте, на традиционном гала-концерте в Севастополе, на встрече с экипажем одного из кораблей Черноморского флота. И, конечно, на открытом конкурсе «Песни кино и телевидения» XIV Международного телекинофорума «Вместе».
— Игорь, вы снялись в полусотне телевизионных картин, исполняя полярные образы. Как работаете над ними?
— Обычно есть задача режиссера. И есть момент сотворчества режиссера и артиста. Скажем, в сериале «Кодекс чести» играл начальника службы безопасности. По сценарию, это подонок, продававшийся за деньги. Но он — друг главного героя, они вместе воевали в Чечне. В какой-то момент мне захотелось сделать этот образ положительным. Во всяком случае, более объемным, чем он прописан в сценарии, и чтобы симпатии в момент гибели моего героя все же были бы на его стороне. Как ни странно, это, кажется, удалось.
Режиссер Стас Раздорский предложил главную роль в картине об отношениях поэта Набокова с двумя его женщинами. В фильме интересно выстроено переплетение судеб писателя и его персонажей. Естественно, тут я перечитал массу литературы о жизни Набокова, его стихи. Кстати сказать, многие из них позже стали романсами, которые исполняю в своих концертах. А один – «Отдалась необычайно» — вошел в картину. В 12-серийной телевизионной картине «Охота на гения» сыграл главную роль — компьютерного гения, за которым охотятся милиция и бандиты. Мой герой живет в лесу, на земле, превратился незаметно для себя в полуживотное. Подобных ролей никогда не играл (все больше доставались роли героев-любовников). И поэтому получил огромное удовольствие.
— Как случилось, что вы – драматический артист, выпускник вахтанговской школы, стали писать романсы на стихи Ахматовой, Гиппиус, Гумилева?
— Я родился в семье, где музыка ценилась очень высоко: бабушка и дед всю жизнь пели на оперной сцене, мама преподавала в консерватории. В детстве меня не покидало ощущение, что живу в 19 веке: все ходили в длинных красивых халатах, пенсне. После обеда на круглый дубовый стол под абажуром выставлялась настоящая золотая вазочка: семья играла в лото. Хорошо запомнил эти вечера и огромные старинные напольные часы с боем. Самое главное, что вынес из детства, — атмосферу любви и то, что взрослые в меня постоянно что-то вкладывали, прививали вкус к хорошей музыке, живописи, литературе. В итоге после школы поступил в художественное училище, потом вступил в Союз художников, работал главным художественным редактором издательства.
— Я видела ваши картины, знаю, что многие ценители желали бы иметь их в своих коллекциях. Елоховская церковь, вблизи которой живете, яркие базары, по которым выбегали в детстве, плавно перетекли с мольберта в… песни. Как удается совмещать театр, кино, живопись и музыку?
— Признаться, это плохо удается. Взять, к примеру, живопись, это ведь целый мир, поглощающий без остатка. Когда писал музыку к циклу песен на стихи Сергея Есенина, решил выпустить диск, к которому понадобилось оформление. Задумал написать портрет красивой и загадочной девушки. И так ушел в работу, что очнулся только в полседьмого вечера. Понимаю: опаздываю на вечерний спектакль. Прибежал в театр, спектакль задержали на 15 минут! Переоделся, вышел на сцену, стою и не понимаю: где я, какой спектакль играем? Вот тогда понял, что надо заниматься одним делом.
— Почему же вы тогда не стали сразу артистом, а пошли в художественный ВУЗ?
— Видимо, интуитивно понимал, что надо будет постоянно соответствовать той высокой планке, которую задали поющие родственники. Но артистом мечтал стать с детства. И поступил на курс к Евгению Симонову, режиссеру Малого и Вахтанговского театров. Учился у Мастера, который имел мужество в застойные годы утверждать, что вся эта «социальная пена» из театра схлынет, останется только высокая поэзия, «поэтический театр». Он оказался прав.
— Вам везло на театральный материал — «Реинкарнация по-московски», «Не упомни зла», «Комедианты», «Самоубийца», «Смерть Павла I», «Трехгрошевая опера», «Варфоломеевская жесть»… Да и на партнеров тоже везло. Кто из «великих» оказал влияние на ваше становление?
— Актерскому делу нас учили выдающиеся мастера сцены. В театре посчастливилось работать с Иннокентием Смоктуновским, Львом Борисовым, Юрием Богатыревым, Вячеславом Шалевичем, Юрием Яковлевым…
— Вы написали музыку к «Блудному сыну» и сыграли главную роль Франсуа Вийона, которая, можно сказать, стала вашей «визитной карточкой»…
— Мы были вдохновлены Евгением Симоновым. Я решился взять десять стихов Франсуа Вийона и положить их на музыку. Кроме того, там есть и еще одно, дорогое произведение. За несколько часов до ухода Евгений Рубенович написал строки: «Я вплываю в море мудрости, как моряк на корабле, и все горести и трудности оставляю я земле. Перед ликом Богоматери я без видимых причин буду вновь прощен Создателем, как библейский блудный сын». В нашем спектакле это последнее стихотворение Мастера звучит в финале. И каждый раз чувствую, что Симонов незримо присутствует и поддерживает нас.
— Ваш романс «Свеча горела на столе» зрители назвали лучшим музыкальным произведением на стихи Бориса Пастернака.
— Любопытно, что после этого романса на эстраде появилось очень много «свечей, горевших на столе». Это хорошо. Я люблю романсы. Считаю, что сохранять этот жанр, безусловно, нужно, как нужно бережно сохранять понятие «русская душа». Недавно слышал на радио, как неповторимо пела романсы Надежда Андреевна Обухова. К сожалению, сегодня из молодежи мало кто знает это имя. С трудом вспоминают даже Шаляпина. Зато я видел, как дама в возрасте ставит ножку на стул и, закатывая глаза, поет: «Отойди, не гляди, скройся с глаз ты моих». В этом есть такая убогость, что жуть берет за жанр.
Елена БУЛОВА, обозреватель Пресс-службы
Генеральной дирекции Международного телекинофорума «Вместе»
