Ресепшн Ялтинской гостиницы «Интурист». Молодая девушка за стойкой расплывается в улыбке: «Анна Николаевна! Это вы?! Добрый день! А моя мама является вашей горячей поклонницей!» Импозантный грузин, стоящий за той же стойкой, с достоинством поправляет: «Ее горячими поклонниками, девушка, была не только Ваша мама, а весь Советский Союз!.В течение многих лет Анна Николаевна Шатилова оставалась лицом отечественного телевидения, так как вела главную информационную программу страны — «Время». Шатилова слыла образцом вкуса: после поездки в Японию она придумала свой собственный знаменитый стиль — красный пиджак и белую блузку с элегантно поднятым воротником, сводивших с ума столичных модниц. Шатилова работала на телевидении до 1995 года. Ее голос звучал за кадром праздничных репортажей с Красной площади и на других ответственных мероприятиях.
— Анна Николаевна, мы беседуем с вами в Ялте, на
Международном телекинофоруме «Вместе», где вы остаетесь бессменной
ведущей церемоний открытия и закрытия многие годы. Чем привлекает вас
телефорум?
— Атрибутами этого телефорума являются
профессионализм и юмор. Здесь я имею возможность пообщаться с
коллегами. Сюда приезжают многие творческие люди, чтобы увидеть
квинтэссенцию того, что сегодня бытует на телевизионных экранах,
оценить контекст, выявить тенденции, обозначить традиции. Это абсолютно
рабочий форум. Одно жюри в этом году чего стоит: Александр Прошкин,
Сергей Никоненко, Владимир Хотиненко, Борис Токарев… Какие
профессионалы! В Москве ведь все заняты, бегают, решают свои дела. А
здесь все постоянно смеются! Сюда приезжают люди с удивительным
чувством юмора, которые ценят общение. Мы каждый год ездим в
Севастополь, встречаемся в Доме офицеров с моряками. А какое огромное
количество встреч со зрителями проходит в Ялте, в Симферополе! Евгений
Павлович Леонов, юбилей которого отмечается в этом году, как-то сказал:
«Думаю, самое ценное, что есть в человеческой жизни – это люди,
которых ты встречаешь на своем пути». Я с ним согласна.
— Что вам лично не нравится в сегодняшнем телевидении?
— Мне принципиально не нравится многочисленные
негативные материалы. Вы посмотрите: ну, вот программа «Время», которую
я всю жизнь вела… Была определенная верстка, заложенная главным
редактором Юрием Александровичем Летуновым. Как обозревать: вначале
-политика, потом — экономика, промышленность, культура, спорт, погода.
Странно, но приходится привыкать к тому, что уже ничего этого нет.
Включаешь любую новостную программу, и там начинают разговор с
убийств, с поджогов, с жутких трагедий. Все и всегда начинается с них,
слишком много на зрителя выливается отрицательной энергии. Сегодня
ТВ не щадит зрителей совершенно.
Далее, возьмем постановочные программы на
федеральных каналах – там без конца проигрываются ситуации: парень убил
девушку, девушка убила девушку… Все это ужасно. Дети тоже смотрят ТВ, и
все это видят. Отсюда такое количество расстройств, задержек
психического развития. Беременная мать смотрит весь этот ужас, ребенок
не хочет рождаться в этом мир. После просмотра таких передач, у меня
складывается впечатление, что у нашей молодежи утро начинается с
раздумий, кого бы еще убить, кого отравить. Но разве это так?
Да, и в наше время происходили тяжелые,
разрушительные события, но не они же составляют основу нашего бытия.
День сменяется ночью, зима летом, во всем мире царит равновесие.
Везде. Только не на отечественном телевидении.
— Как вы думаете, от кого это зависит?
— Думаю, дело тут в жизненной позиции руководства
телеканалов. Попытка бежать за рейтингами, играя на низменных инстинктах
публики, обернулась национальной телевизионной катастрофой. Хотя ведь
были по-настоящему тяжелые времена, когда творческие люди не шли по
следам негатива, а давали зрителям возможность ощутить свет в конце
туннеля. Почему после войны тяжелой, жуткой, страшной, когда были в
стране обездоленные и голодные дети, были вдовы и сироты, были
воины-инвалиды, но…! Снимались комедии. В 1941 году, когда враг
приближался к Москве, на Кавказе снималась «Свинарка и пастух»!
Снимаются комедии «Небесный тихоход» в 1945 году, «Беспокойное
хозяйство» в 1946, снимается «Подвиг разведчика» в 1947. Чтобы
поднять дух людей, дать выдохнуть, показать красивую жизнь и дать
надежду, что все еще будет! У истинно творческих людей было желание
поддержать народ, а не побыстрее заработать деньги.
Где сегодня эти фильмы? Пусть все они были
преувеличением. Они были гротеском, но это было сделано неглупыми
людьми умышленно, чтобы дать народу, который так настрадался, радостные
ноты жизни. Напомнить, что жизнь идет дальше, и она будет вот такой-
интересной, любвеобильной, яркой. Вот поэтому люди работали, страну
восстанавливали, поэтому были такие грандиозные стройки.
В основе лежало созидание. А сейчас – разрушение, что мне чрезвычайно не нравится в современно ТВ.
Кроме того, меня просто убивает пошлость, которая льется потоком с экранов.
Но, тем не менее есть отдельные передачи, где
позитив сохраняется. На всех каналах есть программы, которые искренне
любит народ. Например, «Пусть говорят», или прямой эфир на российском
канале. Сейчас начинает выходить программа «Говори, мы показываем» —
публицистическая, и там психологи, юристы, адвокаты обсуждают наше
житие-бытие. Кроме того, люди с удовольствием смотрят концерты. Так что
положительное тоже есть, нельзя огульно все критиковать.
Есть еще один неприятный момент. Например, фильмы…
Сейчас на телевидении такое направление, такая сетка вещания
составлена, что все убийства подаются в самое смотровое время, когда
человек пришел с работы, покушал, и сел отдыхать. А ему на десерт хлоп –
убийство. И потом, переполненный этими эмоциями, он ложится спать. А
то, что действительно интересно – художественные фильмы, передачи про
интересных личностей идут уже после 24 часов, когда биологически и
физически человек должен быть в постели. То есть, когда он уже ничего
не воспринимает. Многие зрители – пенсионного возраста, им хочется
что-то посмотреть для души, сердца, для мозгов. Мне, например, много
раз хотелось посмотреть вечер юбилейный народного артиста, который всю
жизнь отдал театру, Но я не мола себе это позволить – передача идет в
половину первого ночи. Вот, например, Николай Губенко – он не так часто
появляется на экранах. А передачу дали за полночь. Это – неуважение к
зрителю, прежде всего. Или, скажем, Капица – интереснейшая личность,
ученый, сколько он был на экране. И вот я вижу в программе будет его
юбилей. И тоже – в половину первого ночи. Конечно, я уже не смотрела. А
всю эту дребедень про убийства, которая мне не нужна – мне услужливо
подсовывают. Это меня очень злит.
— Но вам ведь тоже приходилось доносить тревожные новости? В чем разница?
— В этике подачи материала. Сидит дома человек, мало
ли что у него на душе, может, ему плохо. А я читаю, скажем, какие-то
тревожные новости. Так вот, мой долг не запугать его совсем, а каким-то
образом, может быть даже интонацией голоса, дать ему какую-то надежду.
Мы не должны были, что называется, врываться к людям. Вот это нам очень
доходчиво объясняли наши педагоги. Нам всегда говорили: вы входите в
каждый дом, в каждую квартиру, там сидит один человек или семья; вы
идёте как в гости и должны быть нарядными, подтянутыми, опрятными и
причёсанными; появляясь в каждой квартире, вы должны быть желанными. То
есть, нас воспитывали в уважении к нашим зрителям.
— Кто был вашими педагогами, и как вы вообще попали в дикторы при том жесточайшем отборе?
-Это фантастическая история. Я – из тех людей,
которые с детства знали, чем бы они хотели заниматься. Моя мама после
войны работала в детском доме, под Звенигородом. Там была
воспитательница, которой сейчас 96 лет, она живет в Риге, и я с ней
общаюсь до сих пор, помогаю, чем могу. Так вот эта воспитательница была
очень творческим человеком. Я еще не ходила в школу, но она разучила
со мной два стихотворения, и я с пяти лет на сцене читала их. Считаю,
что постановка моего голоса произошла только потому, что я с детства –
на сцене.
В те времена ТВ не было, а была только черная
тарелка радио. И я с детства знала это слово, я узнавала по голосам всех
радиоведущих – первых основателей профессии — Высоцкую, Дмитриеву,
Левитана. Они были первыми, они нарабатывали приемы, выпускали
тоненькие брошюрки. Кстати, и на первых телевизионных программах
выходили именно они. Я думала тогда, что тоже буду «диктатором».
Почему-то для себя я именно так называла этих людей. «Диктаторами».
И, конечно, помочь мне было некому. Закончила школу с
золотой медалью. Куда дальше? На физико-математический или в
педагогический? В педагогический, если поступать, то потом на три
года пошлют отрабатывать по специальности далеко-далеко. А тут – рядом.
Это решило дилемму. А когда поступила и столкнулась нос к носу с
физикой и математикой, которые мне не интересны, не понятны,
единственными минутами радости стали гастрольные минуты в концертном
объединении при институте. И тогда я поняла, что зря теряю время, учусь
зря.
«Случай в нашей жизни- все», — говорил Анатолий Франс.
Нас посылают на Алтай на третьем курсе физмата. На
целину. До Алтая – восемь суток добираться. Ехали в «телятниках», спали
плечом к плечу на досках в телогрейках. Переворачивались по команде.
Это сейчас кажется, что было трудно. Тогда мы чувствовали себя
счастливыми. В течение трёх недель мы на Алтае убирали хлеб – иной раз
до 6 утра. Помню, в час ночи убираешь это зерно, а оно всё сыпется и
сыпется. А чего стоили километровые грядки со свёклой… Я оттуда
приехала с медалью «За освоение целины» и ничего не заработав. Привезла
буханку чёрного круглого хлеба и немного мёда. И вот, когда приехала с
целины, вечером забежала в институт, чтобы посмотреть, нет ли мне
писем. А на доске малюсенькое объявление, что Госкомитет по
радиовещанию и телевидению объявляет конкурс на замещение вакантных
должностей дикторов-практикантов.
Я опускаю 15 копеек в прорезь автомата, и работавшая
тогда Головина мне отвечает: «Да-да, завтра последний день первого
тура в клубе редакции «Известия!» А я и не знаю, где этот клуб. Комитет
по радиовещанию был в том самом месте, где сейчас стоит известный вам
кинотеатр «Пушкинский». Так что мои первые достижения в дикторской
профессии происходили именно там. Забегая вперед, скажу: из 500
человек отобрали 5, в «телевизор» позже в итоге попали трое.
Короче, тогда приняли меня в молодежную группу на
радио, и моими первыми педагогами стали мои кумиры — Ольга Высоцкая и
Борис Левитан. Под их руководством с блокнотиком и карандашом я
стала познавать, как следует работать с текстом. Как грамотно его
размечать. Любой текст, даже если его предварительно не читать, но в нем
есть разметка, можно прочитать, как по нотам. Это и были наши ноты
– стрелки всевозможные, волнистая черта, большая точка, угол прямой с
точкой. Эти обозначения для меня были всем. Понимаете? Текст с
помарками – это твой парашют.
Юрий Борисович Левитан, с которым я в первые годы
своего становления в профессии очень трепетно общалась, входил в жюри
на телевидении. И говорил мне: «Анна, не волнуйтесь, если вас на
телевидение не возьмут, то мы вас возьмем на радио в штат. Зачислим,
придете, сразу будете работать». Это был удивительный человек.
Говорят, он всем давал в долг. Когда его не стало, их перевели с
Пятницкой к нам в Останкино, в наше здание, где была очень нездоровая
атмосфера – ох, как же эти старики стали болеть и быстро уходить из
жизни один из другим!
Я помню, как Юрий Борисович был на свадьбе у моей
подруги, потом он меня хотел познакомить со своим другом и все говорил:
«Такой хороший парень, ну, выходи за него замуж! Что ж ты все снимаешь
комнаты?» Через три с половиной года учебы на физ-мате, когда
забрезжил диплом, я пошла к ректору института, все ему объяснила, и
меня перевели на заочное в филфак, я закончила филологический.
— Вы долгое время служили «иконой стиля», как сейчас принято выражаться, для всего СССР? Как нашли свой стиль?
— Опять случай – я уже работала на Шаболовке
диктором, но не являлась ни членом партии, и никаких должностей не
занимала. И вдруг – Япония. Меня приглашают вести передачу «Уроки.
Говорите по-русски».Первой с телевидения послали в Японию, где я
работала в 1973-74 годах. Но, как это всегда у нас бывает, первое время
у меня там ни жилья не было, и мне не платили – у нас в стране всегда
уловки какие-нибудь бывали. А потом и мои коллеги ездили, но у них уже и
жилье было, и зарплата была. Зато я была первая во всех этих
исканиях.
— Какие уроки вы для себя вынесли из тех ситуаций?
— Уже много позже я поняла, что все это случалось в
моей жизни, потому что все свои сомнения я преодолевала сама. Я ведь не
случайно хотела с пяти лет быть «диктатором». Поэтому никаких мыслей о
другой профессии у меня не было.
— Анна Николаевна, вас называют «Легендой», «Звездой». Как вы ощущали свою звездность?
— Тогда и не было таких понятий, как «звезда»,
«легенда». Все было скромно, к словам относились бережно; мы просто
работали. Я радовалась, что у меня осуществилась мечта работать со
словом и тем более выходить на всю страну. Да, было узнавание на улице,
но сейчас, удивительно!, узнают ещё больше. И это не только в России,
но и на Украине, в Прибалтике, где я с внуком недавно была. Подходят и
местные жители, и отдыхающие, о чём-то спрашивают, фотографируются, и с
какой-то ностальгией вспоминают то время, то телевидение и тех
дикторов. Вот как всё обернулось. Но я ведь продолжаю дикторскую работу
и ее сейчас гораздо больше, чем тогда.
В то время наше появление на экранах дозировалось:
было строго, мы были ограничены расписанием. Если я два раза за одну
неделю появлялась в программе «Время», это разбиралось чуть ли не на
худсовете и на собрании! Мол, почему это Шатилова в главной программе
страны бывает так часто?
— Да, не жизнь, а настоящий сериал. Кстати, а
как вы относитесь к мыльным операм, типа «Богатые тоже плачут», как к
современным российским сериалам? Есть ли у вас здесь предпочтения?
— Сериалы прошли мимо меня. Я за всю жизнь не видела
ни одного. Даже те, первые — «Рабыня Изаура», «Просто Мария», «Богатые
тоже плачут» прошли мимо. У меня не хватало времени. Но я знаю, что за
городом все мои соседи с удовольствием смотрели эти сериалы. Бежали. Я
думаю, ну и правильно! У них была такая тяжелая жизнь. Они ничего не
видели – поля, огороды, работа на фабриках. А сейчас они вроде бы
свободны, вроде время есть – на пенсии. Я их часто приглашаю попить
чайку, и слышу, как они с удовольствием спорят по поводу персонажей. Я
думаю, им это надо. Это же – положительные эмоции. Там — красивая
жизнь, а все что красиво – в удовольствие. Почему бы мне за них не
порадоваться?
— Вы часто бываете за городом?
— Обычно, возвращаясь из поездок, сразу еду на дачу.
Со мною часто отдыхают невестка, внуки. Я очень люблю готовить.
Готовлю всегда все свежее, буквально за час-полтора до обеда. У меня
на участке растет щавель, поэтому я часто варю щавелевые щи, очень
люблю делать салаты — огурчики, помидорчики, заправляю растительным
маслом и лимоном. И чай тоже прямо с утра собираю и завариваю — лист
черной смородины, лист малины, молодые березовые листочки, иголки от
сосенки, несколько листиков чистотела, жасмина, вишни, мяту
обязательно.
-Возвращаясь к профессии: помню фильм
Меньшова «Зависть богов», где вы попадаете в непростую ситуацию в эфире.
В жизни такое случалось? Вам ведь приходилось транслировать не
только чужие написанные мысли, но и свои? Например, в дни путча?
— Во время путча я оказалась на рижском взморье. Но
мои коллеги выходили в эфир, хотя интересно, что до этого полгода мы в
эфир не выходили. Дикторы специальным приказом были отстранены от
эфиров. Мы просто приходили на работу, причесывались, гримировались, но
выхода в эфир не имели. Выходили уже журналисты. Но коварство
телевидения в том, что когда случаются вот такие серьезные вещи, как
путч, или переворот, журналисты быстренько – в сторону и тогда
выпускают обойму дикторов.
— В чем разница?
— По инструкции, которую подписывали, мы не имели
права высказывать свое мнение. Мы читали текст, который был
отредактирован и даже своего слова не могли вставить. Нам многое не
позволялось, например, носить украшения. Нас вызывали на ковер, ругали,
говорили, что страна живет очень скромно, что не надо выделяться. Но
каждый все-таки нарабатывал и подбирал какие-то свои интонации, чтобы
зритель думал, что это собственное отношение к происходящему. А вот у
журналистов было поле деятельности свободное, они могли выступать от
себя. Так было в 90-е годы. Но именно в период путча выпустили
дикторов, и они пытались передать свое отношение к событиям
интонационно. В задачу диктора входит четко, не скороговоркой, донести
суть до зрителя. А нравится или нет – зритель все равно понимал.
— С какими накладками сталкивались?
— Накладок было за годы работы не много. Ну,
например, однажды у меня в эфире при сообщении о космическом полете
пропал голос. Полет был во главе с Шаталовым, групповой. Чувствую:
вообще не могу говорить, микрофон отключаю – катастрофа. История имела
неожиданное продолжение. В «Останкино» пришло письмо из Донецка от
человека, который подробно описал, как душил диктора Шатилову,
основываясь на своем изобретении. Были приложены схемы аппарата и
способы воздействия через экран.
Был момент, когда у меня отключился микрофон во
время эфира. Причем, мне принесли слепой текст про обмен пятисотенных
купюр, в нем ни точек, ни запятых. Да плюс еще — я говорю, говорю и
понимаю, что микрофон отключился. Вокруг паника, все бегают в студии,
это – настоящее ЧП. Потом выясняли: был обрыв моего микрофонного
провода. То ли умышленно, то ли случайно.
— Завистников и недоброжелателей было много?
— Был случай, когда в интернете кто-то написал о
том, что я умерла. Мне многие перезвонили, тут же позвонил мой
начальник. И я просто почувствовала, как он выдохнул от облегчения,
когда услышал мой голос – живой и невредимой. До сих пор не понимаю,
кому это было нужно.
— Анна Николаевна, чем вы живете сегодня?
— У меня очень много дикторской работы. В стране
проходит масса мероприятий, очень серьезных подчас, меня приглашают
их вести, начиная с парадов на Красной площади, заканчивая юбилеями,
праздниками, днем города и так далее. Это – очень востребованная
профессия. Кроме того, у меня – семья, внуки, им надо уделять внимание.
Елена Булова, газета «Московская социальная гарантия»