Узнав, что «Литературная газета» и дирекция Международного телекинофорума «Вместе» объявили конкурс «среди журналистов, кинематографистов, писателей, публицистов, критиков России и зарубежных стран, ищущих ответ на вопрос: «Что нам мешает быть вместе в жизни и на экране?», я немного смутился. «Критики России» – не в мой ли это адрес? А может, просто оплошность редактора? Нет, думаю, он человек грамотный… но всё же с хитринкой… Как бы то ни было, в критики я не гожусь. Я и парикмахеру не подсказываю, как меня стричь… Остаётся номинация кинематографиста, многолетнего участника телекинофорума «Вместе». В этом качестве я и буду искать ответ на поставленный вопрос. Да так, чтобы не удушить, а укрепить надежду быть вместе как можно дольше.
С недельку я повозился – никак не решается задачка. Тогда я обратился за советом к своему старому другу Александру Ласкину. Он – писатель настоящий, не то что я. К тому же профессор, а такое звание кому попало не дают, заслужить надо.
Тут необходимо кое-что рассказать. Познакомились мы с Сашей лет сорок назад. В это время мы были молоды и перед нами ещё не стоял вопрос: «Что нам мешает быть вместе»? Мы учились в едва ли не лучшем российском вузе – Ленинградском государственном институте театра, музыки и кинематографии. Я – на режиссёрском, он – на театроведческом. В тот день по заданию проректора по хозяйственной части мы перетаскивали стулья из одной аудитории в другую. Ничто так не сближает, как перетаскивание стульев! Пожалуй, только перетаскивание брёвен на лесоповале. Впрочем, нам повезло – Бог миловал.
Словом, мы подружились. Стали часто проводить время, обсуждая спектакли, статьи и… советскую власть. В то время советскую власть не обсуждали только члены профсоюза на собраниях, и то лишь потому, что они единогласно дремали, а когда дремлешь, ничего обсуждать не хочется.
После окончания института мне надоело говорить о советской власти, так как я считал, что она будет существовать вечно, а перспектива говорить о чём-то всю оставшуюся жизнь меня не прельщала. Я уехал в Америку, а мой друг, оказавшись непоколебимым оптимистом, остался в СССР. Дружба прервалась на тридцать четыре года. Конечно, у нас было множество возможностей сказать друг другу: «А помнишь, как мы таскали стулья?», но как-то не привелось. Год назад мы вновь оказались вместе. Обсуждать советскую власть больше не имело смысла. К тому же «о покойниках или хорошо, или ничего». Мы решили заняться более полезным делом – написали сценарий документального фильма.
Об этом я рассказываю потому, что когда я обратился за советом к Александру Ласкину, то он мне сказал: «А ты про наш фильм напиши, он примерно о том же». Тут я подумал: «Во! Ведь не зря профессорский хлеб ест» и написал.
Всем известно: талантливые поэты находятся в постоянном поиске муз, вдохновение должно иметь свой источник. Как-то подвернулась мне информация: мол, живёт в Америке дочь главного «певца» Октябрьской революции Владимира Маяковского. Как? Откуда? Начинаю интересоваться – и выясняю. В 1925 году поэт попал в Нью-Йорк и на вечеринке у своего друга Давида Бурлюка встретил некую Элли Джонс, урождённую Елизавету Петровну Зиберт. Кстати, дочь крупнейшего землевладельца Башкирии, к тому времени – уже бывшего.
Так им, Владимиру Владимировичу и Элли, захотелось быть вместе, что преданность революции, презрение к капитализму, обиды на советскую власть за экспроприированные земли отошли на второй план. Поэт, обретя новую музу, начал плодотворить стихами и прозой для школьной программы, а молодая и красивая манекенщица Элли, полюбив талантливого, страстного и могучего ростом поэта, попросту говоря, забеременела. Правда, всё это не стало поводом для того, чтобы остаться вместе навсегда… Через три месяца Маяковский уплыл в Москву, где его ждала другая муза, – и не одна.
У Элли подросла дочь Патриция. Когда Патриция узнала, кто её отец, то стала едва ли не самым преданным ему человеком на Американском континенте. Патриция считает себя русской и просит называть Еленой Владимировной. Она чувствует себя «вместе» с отцом – с его творчеством, биографией и революционными взглядами. Когда я первый раз появился в её доме, то сразу согласился: дочь! Энергия, категоричность, склонность к жесту – всё было при ней. Она не просто что-то говорила перед камерой, но выступала. Ощущала себя человеком, который обязан рассказать. Пыталась в чём-то переубедить нашу съёмочную группу, хотя мы всячески демонстрировали, что заранее с ней согласны. За возможность этих съёмок прежде всего я должен поблагодарить её сына Роджера. Он тоже многое перенял от матери – и деда. Неслучайно Роджер по профессии адвокат и многие годы защищает авторские права художников (писателей, режиссёров, поэтов и т.д.).
Два съёмочных дня с Патрицией стали для меня настоящим событием. Время от времени мне хотелось себя ущипнуть. Уж не сон ли это? Неужто передо мной дочь Маяковского? Наша картина только начала сниматься, а уже можно говорить о нескольких обретениях. Прежде всего Елена Владимировна и её сын. Впереди ещё несколько важных встреч… Нужно назвать и моего институтского приятеля, с которым мы теперь не просто друзья, а соавторы.
Вот как бывает. Хотя мы с Александром Ласкиным живём по разные стороны Атлантического океана, он там – в Питере, я здесь – в Нью-Йорке, или, наоборот, он здесь – в Питере, а я там – в Нью-Йорке, но захотелось нам быть вместе на этом проекте, хоть ты тресни. Потому как поэт – великий, герои любовной истории из разных политических «семей», чем не Шекспир? К тому же исполнять роль Поэта (вроде как реинкарнация Маяковского; будто бы Маяковский пережил своё самоубийство и дожил до сегодняшнего дня) согласился прекрасный актёр Георгий Тараторкин. Осталось уговорить С. Юрского и Н. Тенякову. Постановкой балетных сцен, а их в картине много, будет заниматься… нет, этого я вам пока не скажу.
Наша картина даст ещё один ответ на вопрос: «Что нам мешает быть вместе в жизни и на экране?» А пока нам мешает отсутствие средств на продолжение проекта. Впрочем, деньги – дело наживное. Главное, что мы вместе. Пока в жизни. Если же всё (стучу по дереву!) сложится благополучно, то мы будем вместе и на экране.
Эдуард СТАРОСЕЛЬСКИЙ, Нью-Йорк
